(Rs) Koliko poznajemo pedeset hiljada novih sugrađana?

С февраля 2022 года, когда Российская Федерация начала полномасштабное вторжение на территорию Украины, развернула «специальную военную операцию» (терминология разнится, но суть и последствия одни и те же) — множество граждан обеих стран переселились в другие страны. Около шести миллионов бывших жителей Украины спасались от разрушений и экономической и жизненной неопределенности, в то время как около миллиона граждан России отправились строить своё будущее в Турции, странах Центральной Азии и Кавказа, государствах Европейского Союза (пока это было возможно)… а также в Сербии.

Как хорошо
мы знаем пятьдесят тысяч
наших новых сограждан?

Текст: Стефан Славкович

Перевод: Анна Ростокина

Иллюстрации: Анна Диал, Жарка Радоя/RSE

Журнал Liceulice поговорил с некоторыми из них об их опыте жизни в Белграде и способах интеграции в местное сообщество.

Некоторые покинули родину из-за несогласия с правящим режимом, другие — из-за невообразимых масштабов государственных репрессиий. Силовые ведомства и до войны искали и находили различных «внутренних предателей» и «иностранных агентов». Когда Кремль объявил всеобщую мобилизацию в сентябре 2022 года, спустя шесть месяцев после начала боевых действий, граждане ответили еще более массовой эмиграцией.

Как российская бюрократия была неточной в отчетах о числе мобилизованных граждан (целью была квота в 300 000, но призывов было намного больше) и числе погибших солдат, а также о самом ходе войны, так и сербские учреждения довольно нерасторопно публиковали данные о русском сообществе. По оценкам, через Сербию за последние два с половиной года прошло около полумиллиона российских граждан, но решили остаться несколько десятков тысяч, в основном в Белграде и Нови-Саде. По состоянию на май прошлого года, около 30 000 российских граждан получили разрешение на временное проживание, многие запросили вид на жительство, который является одним из условий получения сербского паспорта.

Перепись населения в октябре 2022 года дала несколько более конкретную, но не полную картину — тогда в Сербии было зарегистрировано 10 486 российских граждан, что в три раза превышает результаты 2011 года. Были учтены все лица, которые находились в нашей стране год или меньше, но декларировали намерение остаться здесь еще на какое-то время. Реальное количество участников постоянного русскоязычного сообщества в Сербии можно оценить в 50 000–60 000 человек. В абсолютном выражении эта цифра невелика, особенно по сравнению с приблизительными оценками в СМИ, которые варьировались от 100 000 в первые месяцы эмиграции до 220 000 в апреле этого года. Однако повседневная жизнь местных жителей изменилась настолько, что стало очевидно — центральные районы Белграда становятся «маленькой Москвой», как иногда шутили и сами россияне.

Речь идет не о росте арендной платы. Ответственность за это не может лежать на новых арендаторах — за это отвечают лишь владельцы квартир. Речь идет и не о росте средней заработной платы в Сербии, ведь многие россияне, как рассказал автору этих строк Сергей Байков, московский продюсер и диджей, приехавший в Белград перед войной, продолжили свое путешествие дальше — из-за низких доходов и плохой адаптации. Например, при одном переезде его соотечественник предложил купить у него мебель, так как остался без средств для продолжения пути.

«Если ты не в IT-секторе или консалтинге или не умеешь крутиться, Белград становится для тебя дорогим. Некоторые розничные цены здесь выше, чем в Москве. У нас есть черта менталитета, которую можно объяснить страхом перед слежкой, ведь наш коммунизм был гораздо жестче вашего, культурной закрытостью, непривычностью к путешествиям — если ты не на западе России, вероятность, что твой загранпаспорт поездил по миру, довольно невысока… Поэтому я бы сказал, что очень мало россиян действительно хотят устанавливать связи с обществами, в которых оказались. В том числе и с сербским обществом. Большинство переехавших и в Москве работали бы и из дома, заказывали еду — и всё. Многие ждут, когда ситуация нормализуется, чтобы вернуться домой, что, в конце концов, естественно», — говорит Байков.

“У нас есть черта менталитета, которую можно объяснить страхом перед слежкой, ведь наш коммунизм был гораздо жестче вашего, культурной закрытостью, непривычностью к путешествиям — если ты не на западе России, вероятность, что твой загранпаспорт поездил по миру, довольно невысока… Поэтому я бы сказал, что очень мало россиян действительно хотят устанавливать связи с обществами, в которых оказались.”

— Сергей

Однако, по словам Александры Благодатских, приехавшей из России в Сербию в марте 2022 года, как не все сербы одинаковы, так и российская эмиграция неоднородна. Для некоторых, как для неё, травма, вызванная войной, имела глубокие психологические последствия, как и вынужденный переезд в другую страну, где она не знала языка и не имела ни работы, ни социальных контактов.

«Современный мир живет в темпе, превышающем возможности природы и человеческого разума. Нам нужно было зарабатывать деньги, где-то жить, наши дети должны были ходить в школу. Мы адаптируемся к Сербии медленно и постепенно, это даёт результат. Мне потребовалось время, чтобы встать на ноги и увидеть, как, шаг за шагом, всё больше русскоязычных иммигрантов обретают уверенность, развивают контакты и учат язык. Мы преодолеваем травму и становимся всё более любознательными по мере того, как решаем базовые проблемы выживания. Я здесь третий год и чувствую, что начинаю говорить свободнее, не боюсь, чувствую себя в безопасности — и могу назвать Белград своим домом», — говорит Саша и добавляет, что в адаптации ей сильно помог отклик местного населения. Например, когда она вместе с сербскими мамами участвует во встречах по обмену детской одеждой.

Она говорит, что немного завидовала своему почти восьмилетнему сыну, который по-детски легко адаптировался к детскому саду и освоил сербский язык всего за несколько месяцев. С другой стороны, она только недавно утратила туристический подход к изучению новой среды, предполагающий получение широких знаний в ущерб более глубокому пониманию местных реалий. В этом ей сильно помогли уроки сербского языка — два раза в неделю, а также уже год работы над проектом DrugDrugu, который через различные форматы работает именно над объединением русскоязычного и сербского сообществ. Тем, чем, по её мнению, должны заниматься официальные учреждения для дальнейшего развития экономических, деловых и культурных связей.

Например, DrugDrugu организует показы сербских, российских, югославских и советских фильмов с субтитрами на обоих языках, а также обязательным обменом мнениями, который затем происходит, на площадках и при сотрудничестве Культурного центра Белграда и Кинотеки. Большую часть аудитории всё еще составляют русские, говорит Саша, что неудивительно, поскольку именно это сообщество, а не сербское ощущает нехватку понимания местных условий. Хотя, по её впечатлениям, доля русской аудитории снизилась с 99 до примерно 60 процентов. Также организуется бесплатный футбольный турнир «КУП», в котором в этом году участвуют восемь сербских и восемь русскоязычных любительских команд. Запущен международный проект, основанный на романе «Обыкновенная история», Ивана Гончарова, в постановке Кирилла Серебренникова. Наконец, DrugDrugu с 17 по 20 июня организует мультимедийный проект, посвященный интеграции русскоязычного сообщества, который включит и сербскую сторону в диалог и представит, как выглядели два года вблизи через личные истории, детские мастер-классы и открытые дискуссии.

“Мне потребовалось время, чтобы встать на ноги и увидеть, как, шаг за шагом, всё больше русскоязычных иммигрантов обретают уверенность, развивают контакты и учат язык. Мы преодолеваем травму и становимся всё более любознательными по мере того, как решаем базовые проблемы выживания. Я здесь третий год и чувствую, что начинаю говорить свободнее, не боюсь, чувствую себя в безопасности — и могу назвать Белград своим домом».”

— Саша

“Языковой барьер это немного усложняет, и местные скорее предпочитают своих сотрудников и исполнителей, даже если иностранец опытнее и известнее.”

— Паша

Безусловно, это выглядело бы иначе в странах Кавказа, поскольку благодаря советскому наследию они уже входят в русскоязычную сферу, и ожидается, что, например, армяне и грузины обладают достаточным знанием русского языка. В Белграде, который уже давно не находится под прямым российским культурным влиянием (если вообще когда-либо находился), создание связей, вероятно, сначала предполагает преодоление языкового барьера. Так как этого пока не произошло, по крайней мере, не в значительной степени, возникло ощущение существования параллельных миров.

Правда, создаются и школы сербского языка, одной из которых руководит Марина Василькина, приехавшая в Белград восемь лет назад после окончания Московского государственного университета имени Ломоносова для поступления в магистратуру. За это время она начала вести блог, в котором рекомендует соотечественникам места для отдыха и еды (заведений общественного питания, открытых в городе россиянами, около 160, хотя не все активны). Ее школа практически каждодневно принимает новых учеников, в основном младшего возраста, хотя Марина согласна, что сообщество в основном «варится» внутри себя. Как и всякая эмиграция; вспомним лишь, сколько граждан вашей Югославии после ее взрывного развала бежало в страны Западной Европы — лишь для того, чтобы там погрузиться в компанию бывших соотечественников. Не только в питейных заведениях и ресторанах, но и в офисах присяжных переводчиков и бухгалтеров, в магазинах и лавках…

Но россияне продолжают приезжать, как с родины, так и из других стран, и пускать корни. Как иначе объяснить, что российское сообщество вложило около 180 миллионов евро в покупку недвижимости в Сербии за последние два с половиной года — столько примерно составляет весь рынок недвижимости в Нише? Или что в Сербии действует свыше 2.200 компаний, чьими учредителями являются физические или юридические лица российского происхождения, и 8800 предпринимателей — граждан России?

Их присутствие резко изменило и культурную сцену Белграда и Нови-Сада. Это началось с частых выступлений русскоязычных стендап-комиков, продолжилось рэперами, гитарными группами, исполнителями мировой музыки, что наконец повлияло и на более частые гастроли групп из западного полушария, которые приезжают в Белград из-за русскоязычной, гораздо более платежеспособной аудитории. До сих пор пересказывают, как легенда жёсткого звука из Уэльса Enter Shikari безостановочно хвалил аудиторию со сцены белградского Дома молодёжи, удивлённый тем, что белградцы знают их песни, и совершенно не осознавая, что публика практически полностью состояла из бывших жителей Москвы и Санкт-Петербурга, которые смотрели их живое выступление в третий или в четвёртый раз.

Тридцатичетырехлетний Павел Виленкин из агентства Connected вместе со своими сотрудниками, совместно с более крупным агентством Honeycomb с февраля 2022 года организовал десятки и десятки мероприятий, прежде всего концертных. Часто высокоприбыльных — скажем, за приезд Эда Ширана в Ушче в августе можно поблагодарить их искусство вести переговоры. Когда он осознал, что западные исполнители не будут в ближайшее время выступать в России и что для большого числа российских музыкантов двери зарубежных площадок будут закрыты, то понял, что необходимо релоцировать свой бизнес. Первым вариантом были кавказские страны, которые из-за физической отдалённости от Европы выпали из игры. Вторым вариантом была Сербия. И его опыт может опосредованно объяснить поведение российского сообщества в Сербии — при всякой новой волне русскоязычной иммиграции посещаемость концертов была отличной. Те, кто приезжают в Белград, совершенно естественным образом хотят развлекаться и избавиться от чувства изоляции; те, кто в нём остаются, чаще хотят провести вечер за кофе или в кино, чем на ещё одном концерте, кто бы ни выступал.

«Мне кажется, что в последние шесть месяцев все же произошла какая-то более существенная интеграция. Прошло больше времени, и местная тусовка начала приходить в русские заведения, такие, как Bife и Ku-ku или бар Osmica в фуд-кластере Gastrošor на Дорчоле. Есть россияне, которые хотят открыть магазин пластинок или одежды – это показатель того, что интерес к обмену выше, чем прежде. Отдельные русскоязычные диджеи понемногу интегрируются в местные постоянные команды. Языковой барьер это немного усложняет, и местные скорее предпочитают своих сотрудников и исполнителей, даже если иностранец опытнее и известнее. Как организаторы концертов, мы слегка изменили фокус по сравнению со временем, когда только приехали. Мы больше сотрудничаем с местными артистами и организаторами, открываемся к жанрам, с которыми раньше у нас не было опыта, но которые интереснее местным, и развиваем бизнес в направлении соседних стран. Скажем, прямо сейчас мы организовываем выступления ведущего мирового исполнителя произведений на лютне Йозефа ван Виссена в Белграде, Загребе, Любляне и Скопье. Короче говоря, нельзя сказать, что нашему присутствию все рады и что нас встречают с распростёртыми объятиями,  ведь мы для них конкуренты, но мы не сталкивались ни с какими критическими препятствиями. Во всяком случае мы очень благодарны всем, кто нас принял», — говорит Виленкин.

И действительно, что плохого в новой энергии, жизненной, рабочей, художественной, языковой, и глядя шире — культурной? Скажем, в работе ангажированного российского автора комиксов Глеба Пушева, который представлял свои произведения сербской публике в центре Krokodil, а также в журнале Liceulice, в работе иллюстраторки Лизы Громовой- Ивановой и Анны Диал или в работе Лидии Никулиной, чье небольшое альтернативное художественное пространство «Среда обитания» на Шафариковой стало новым местом общения, или в усилиях кураторки Ани Ильченко, которая создает программы вместе с сербскими коллегами?

Совершенно ничего. Из сотни русско-сербских цветов, внезапно посаженных в последние два года, многие оставят за собой следы, которые мы сейчас, возможно, ещё не можем даже  вообразить.